Современный рынок лодочных моторов предлагает широкое разнообразие моделей, различающихся между собой техническими характеристиками и конструктивными особенностями. Их можно разделить на две большие группы: двухтактные и четырехтактные силовые агрегаты. В чем их отличия, особенности, какой лодочный мотор лучше: 2-х или 4-х тактный и для каких лодок предназначен каждый из видов?

Лодочный мотор, рабочий цикл которого состоит из двух тактов, в большинстве случаев имеет достаточно компактные габариты и сравнительно небольшой вес. Это облегчает его установку и транспортировку. Такой двигательный агрегат идеально подойдет для небольших надувных ПВХ-лодок. Не создавая критической нагрузки на каркас, такой мотор способен обеспечить высокие показатели мощности, скорости и маневренности.

Владельцы пластиковых плавсредств малых размеров, решая вопрос какой выбрать мотор для лодки: 2 или 4 тактный, также чаще всего склоняются в пользу первого варианта. Особенно с учетом того, что стоимость моделей данного класса заметно ниже 4-тактных «собратьев» при аналогичных показателях мощности.

Обладатели более крупных надувных и пластиковых судов, конструкция которых способна выдерживать достаточно большие весовые нагрузки, предпочитают устанавливать 4-тактные двигатели. Они гораздо менее шумные, что в целом ряде обстоятельств имеет весьма немаловажное значение. Кроме того, четырехтактники работают на чистом бензине, тогда как для двухтактников требуется бензиново-масляная смесь.

Именно в силу последнего обстоятельства люди, всерьез заботящиеся об экологии, решая вопрос, какой выбрать мотор для лодки: двух- или четырехтактный, однозначно решают его в пользу последнего. Дело в том, что в 2-тактных моделях масло, добавленное в топливо, сгорает не полностью и его частицы через выхлопную систему попадают непосредственно в водоем. Кроме того, отсутствие в составе топлива масла делают моторы с 4-тактным циклом гораздо менее дымным при работе.

Какой мотор лучше для лодки: 2 или 4-тактный – споры об этом среди владельцев плавательных средств легкого класса не утихают вот уже довольно долгое время. Дело в том, что обоим типам лодочных силовых установок присущи свои особенности, достоинства и недостатки.

Общее сравнение 2 и 4-тактных моторов следует начать с представителей более легкого класса. Основные преимущества двухтактников заключаются в следующих аспектах:

• меньшие габариты агрегата, облегчающие его хранение;
• относительно небольшая масса, позволяющая устанавливать его на любую лодку;
• простота в эксплуатации, обслуживании и ремонте;
• надежность и долговечность;
• сравнительно низкая стоимость.

Среди главных недостатков следует отметить высокую шумность, уже упоминавшиеся низкие показатели экологичности, необходимость добавлять в топливо изрядное количество масла, что приводит к повышенной задымленности при работе.

Рассматривая 2-х и 4-х тактные моторы, сравнение которых мы привели в данном обзоре, необходимо отметить сильные и слабые стороны двигателей, рабочий цикл которых состоит из четырех тактов.

Главные плюсы таких агрегатов:

• повышенное значение КПД;
• гораздо меньшая шумность и задымленность при работе;
• отсутствие необходимости добавлять в топливо масляные компоненты;
• экономичность расхода топлива.

Кроме того, как отмечают эксперты рынка и сами производители, 4-тактные модели сегодня стремительно развиваются в конструктивном плане, предлагая потребителю все новые технологии. В то время как двухтактные моторы, хоть и стали классикой, практически достигли потолка своих потенциальных возможностей.

Однако, 4-тактникам свойственны и определенные минусы. Их габариты, вес и стоимость заметно выше, а обслуживание и ремонт – гораздо сложнее и требуют наличия профессиональных навыков, оборудования и инструмента. Тогда как двухтактные модели, при известной степени сноровки и наличии определенного опыта, можно отремонтировать самостоятельно.

Итак, новый двигатель для лодки – какой выбрать: 2 или 4 тактный? Разумеется, каждый решает этот вопрос для себя самостоятельно, учитывая собственные потребности, тонкости и нюансы. Наш обзор содержит лишь общую информацию об особенностях каждого типа, достоинствах и недостатках. Окончательное решение о выборе того или иного варианта, конечно же, остается за самим владельцем плавательного средства.

Комментарии:

Эллиот Пейдж утверждает, что директор погладил бедро, велел ему «сделать ход»

12 июня 2023 г. | 16:54

Эллиот Пейдж заявил, что когда он был подростком, его «ухаживал» режиссер-мужчина.

В своих новых откровенных мемуарах «Pageboy» актер, который объявил себя трансгендером в декабре 2020 года, вспомнил особенно неуместный ужин с неназванным режиссером.

«Ты должен сделать ход, я не могу», — якобы прошептал мужчина Пейджу, «поглаживая [его] бедро под столом», сообщает Insider.

Звезда «Юноны», которой сейчас 36 лет, утверждал, что ухаживание происходило в Канаде, когда они обедали «в Swan on Queen West», французской закусочной в центре Торонто.

Пейдж также утверждал, что «частые сообщения этого человека заставляли меня чувствовать себя особенным, как и книги, которые он мне дарил».

Актер также вспомнил несколько других случаев предполагаемых сексуальных домогательств на съемочной площадке в главе под названием «Пьявки».

«В перерывах между дублями он говорил со мной об искусстве и фильмах… он приглашал меня провести субботний вечер», — написал Пейдж. «После прогулки под дождем он схватил меня, утверждая, что мы идем наверх. Притянув меня к себе, я почувствовала, как его твердый член касается меня».

В отдельном инциденте, который предположительно произошел, когда Пейдж снимался в фильме «Твердая карамель» в возрасте 17 лет, один из членов съемочной группы пытался заняться с ним сексом на вечеринке по случаю закрытия фильма, как утверждает актер в своей книге.

«Он был забавным и странным, и он был добр ко мне. Мы говорили о книгах, обсуждали фильмы и малоизвестные, депрессивные графические романы», — написал Пейдж.

Подробнее Page Six you love …

• Слушайте наш еженедельный подкаст «Мы слышим»
• Подпишитесь на нашу ежедневную рассылку новостей
• Покупайте наши эксклюзивные товары

«Блеск в его глазах заставил меня почувствовать увидел, поддержал.

Отпраздновав окончание съемок, Пейдж сказал, что мужчина, который с тех пор стал режиссером, якобы пригласил себя в квартиру Пейджа и вошел в спальню, «положив руки мне на плечи».

«Он уложил меня на кровать. Начав снимать с меня штаны, он сказал: «Я хочу тебя съесть». Я замер. Когда все закончилось, он попытался остаться со мной в постели. Я немного оттаяла и сказала ему, что он не может выбраться. Он спал на диване».

На другой съемочной площадке Пейдж утверждал, что во время съемок он неоднократно подвергался нападению со стороны женщины-члена съемочной группы.

«Поскольку половое созревание превратило меня в персонажа, играть которого мне было неинтересно, моя изоляция, незащищенность и незнание росли.

«В новых городах, без друзей, в одиночестве в гостиничных номерах, добычей для кого-то было нетрудно. Я уверен, что они это чувствуют».

В новой взрывной книге Пейджа он также утверждал, что у него был страстный роман на съемочной площадке с партнершей по фильму «Юнона» Оливией Тирлби и отношения с актрисой Кейт Мара, когда она встречалась с Максом Мингеллой. Page Six обратилась к своим представителям за комментариями.

Рубрика: книги , мемуары знаменитостей , Эллиот Пейдж , домогательство , 12.06.23

Поделиться этой статьей:

Читать далее

Ева Лонгория представила «редкое» огненное кольцо весом 23 карата на выставке «Flamin»…

Погладил | ПАРАБОЛА

Я продолжал постукивать. Он сразу же позвонил моим секретарям Марлен Родер и Джо Энн Боган, которые жили поблизости. Прежде чем я это понял, Марлен стояла надо мной и звонила 911. У меня был инсульт. Это путало мои слова и мои мысли.

Было около пяти часов дня. Марлен звонила раньше, но телефон был занят. На самом деле она села в машину, чтобы проехать, но не хотела меня беспокоить и обернулась. Должно быть, я пролежал на полу несколько часов.

Когда приехали фельдшеры, я наблюдал за их действиями со своего места свидетеля: поднимали меня на носилки, грузили в машину скорой помощи. Было ли это частью моего сна старика? Было ощущение, что мы все были актерами в кино. Я смотрел с увлечением. Как будто инсульт был не у меня, а у меня был инсульт!

Парамедики отвезли меня в госпиталь Кайзера в Марине. Пока меня везли на каталке, я смотрел на трубы на потолке. Войдя в отделение неотложной помощи, я подумал: «Это критический момент, и я не думаю о Боге!» Вот и я, мистер Духовный, переживаю жизнь и смерть. Я должен был слиться с Богом, с Махараджем-джи, а не смотреть на трубы на потолке.

Если смерть является одним из важнейших вопросов для духовной работы, я провалил большое испытание. Я был разочарован собой. Но это мой оценивающий разум, оглядывающийся назад. Почему я не произносил свою мантру и не концентрировался на Махарадже-джи? Если бы я действительно отождествлялся со своей душой, я бы так и поступил. Вместо этого мое сознание захватила больничная мелодрама. Я не мог говорить. На самом деле, я вообще не мог ходить. Или поговорить. Мое ощущение времени тех событий искажено, и многие воспоминания теряются в тумане инсульта.

Медицинский диагноз: массивное кровоизлияние в мозг. Хотя я был несколько внятным, когда попал в больницу, врач объяснил, что самые опасные для жизни моменты были еще впереди из-за того, как мозг опухает в первые дни после инсульта. (Сегодня они дают много соли, чтобы уменьшить количество жидкости.)

Я знал, что это большое дело, но мне на самом деле не приходило в голову, что я могу умереть, что это может быть все, что она написала для этого тела. Когда я перевел взгляд с парамедиков на врачей, то увидел, что все они думали, что я умираю. Но внутри я не умирал. Мое сознание было живым. Я не мог ясно мыслить из-за моего перемешанного мозга. Может быть, я был свидетелем. Но ясно, что я все еще был здесь.

Когда они поняли, что у меня серьезный инсульт, они перевезли меня в специальное инсультное учреждение Kaiser к югу от Сан-Франциско. Мне дали 10-процентный шанс на выживание. Но выжить я смог. Я был в отделении интенсивной терапии четыре или пять дней, а затем меня перевели в реабилитационный центр. Я мало что помню из тех первых дней.

Поскольку я понимаю эту реальность как проекцию разума, моей непосредственной реакцией на удар было то, что я создал эту медицинскую катастрофу как упражнение, чтобы закончить книгу. Было ли это реальностью или моей проекцией? На каком-то уровне оба были правдой. Но прибытие парамедиков и моя неспособность говорить или двигать правой стороной тела были мощным рекламным ходом для реальности.

Как я приучил себя к любому бэд-трипу, я погрузился в сознание свидетеля и наблюдал, как все это происходит.

Кровоизлияние в мозг парализовало правую сторону моего тела и оставило меня с полной афазией, полной неспособностью говорить. Пытаясь разобраться в своей неспособности, я почувствовал разочарование и отчаяние. Клинический психолог во мне заметил растущие эмоциональные последствия и влияние на мое мышление и мыслительный процесс. Тем не менее, глубокая умственная и физическая природа инсульта не была полностью зарегистрирована.

Сцена в больнице дезориентировала, не в последнюю очередь мое общение с посетителями. Помню, мой брат Билл приезжал ко мне из Нью-Йорка, но не хотел разговаривать с моим партнером Питером. Ларри Бриллиант, наш сатсанг-врач, сидел у моей постели, выглядя очень серьезным и печальным, чем я себя чувствовал. Но я испытывал сильный физический дискомфорт.

Я работал над книгой о старении — и теперь эта волна недееспособности стала моей следующей главой, возможно, последней. Физический шок от поглаживания, приезд парамедиков и неспособность двигаться, говорить или думать ясно сделали драму болезни и старости очень ощутимой. Я внезапно стал старым и инвалидом. Где бы я ни был, это было не в фантазии.

По правде говоря, какое-то время я игнорировал сигналы, которые посылал мне мой организм. Я был слишком поглощен своим духовным учением — слишком занят путешествиями, писательством и служением, — чтобы обращать на это внимание. В предыдущие месяцы я потеряла сознание на танцполе на свадебном приеме, потеряла слух на одну сторону во время подводного плавания в Карибском море, у меня было головокружение, а затем обморок — в ретроспективе все предвестники инсульта.

Я знал, что у меня высокое кровяное давление, и мой врач прописал от него лекарство. Но я проигнорировал это и перестал принимать лекарство, отчасти потому, что лекарства от кровяного давления подавляют сексуальную активность. Вместо этого я начал принимать китайские травы, но не принимал их регулярно. Сейчас всех подробностей не вспомню. Многое из моих воспоминаний того времени было стерто инсультом.

Лежа в больнице, я был разочарован во многих отношениях. Обычно я могу освободиться от мыслей и эмоциональных потрясений, но на этот раз я действительно застрял. Я злился на себя за то, что меня втянуло в эту мелодраму, и расстраивался, что ничего не мог сделать, чтобы выбраться из нее. Я не мог сформулировать идеи. Я не мог двигаться. Я не мог говорить.

Мои друзья по сатсангам повесили фотографию Махараджи-джи на стену моей больничной палаты, но потом я подумал, что инсульт, должно быть, случился из-за моего неверия, и впал в глубокую депрессию. Сильная вера избежала бы этого. Я снова сказал себе, что провалил тест.

Конечно, правда в том, что мы все продолжаем проваливать тесты до тех пор, пока не перестанем. Это определение духовного пути. В конце концов, сдавшись своему поврежденному телу, я должен был также сдаться и своему осуждающему разуму — привязанностям, мотивам, тому, как я думал, что это должно быть или каким я должен быть.

Но в этот момент я сбился с пути. Моя вера дрожала, как лист на сильном ветру. Я смотрел на фотографию Махараджа-джи и говорил: «Где вы были, когда у меня случился этот удар? Вы были на обеде или что-то в этом роде? Депрессия едва начинает описывать то, что я чувствовал. Мои эмоции были в глубокой яме. Я думал, что Махарадж-джи бросил меня, что он лишил меня своей милости из-за моего недостатка веры.

И теперь у меня больше не осталось веры. Это было ужасное чувство — самая худшая часть моей болезни, — потому что жизнь под его одеялом до сих пор казалась мне такой благодатной. Я испытал смесь бурных эмоций, гнева и отчаяния. Все мои ориентиры исчезли. Интерфейс между моим сознанием и миром был разорван.
Однажды некоторые участники сатсанга принесли в реабилитационный центр еще одну фотографию Махараджи-джи и одну фотографию Ханумана, думая, что это поможет. Я потерял самообладание. Я настаивал на том, чтобы их убрали. Кто-то еще принес немного праха Махараджа-джи, но мне он тоже не нужен. Я подумал, что фотографии неуместны в данной обстановке и что врачи могут счесть Ханумана слишком странным. Я злился, потому что ничего не мог контролировать. Более того, я злился на себя за то, что потерял веру. В конце концов, я позволил фотографиям остаться.

В больницу и реабилитационный центр приходило и уходило множество людей, докторов и медсестер, друзей и родственников. У всех были вытянутые лица, говорящие: «Бедняга, у тебя инсульт!» На меня постоянно проецировалось представление об инсульте как о медицинской катастрофе. И, впитав их образ мыслей, я начал думать о себе как о «бедном парне», еще одной «жертве» инсульта.

Только уборщица не проецировала на меня отчаяние. Всякий раз, когда она входила в мою комнату, она полностью присутствовала, просто… убиралась. Она знала. Она не считала меня медицинской катастрофой. Она видела во мне родственную душу. 901:05 Мне пришлось попросить всех уйти, потому что их мысли были настолько негативными. Наверное, я дал им понять, что мне нужно отдохнуть. Я снова начал говорить с фотографией Махараджа-джи. Это было тяжело, потому что мой разум все еще был в замешательстве. Но я бхакти-йог, и я смог войти в свое сердце. Я замолчал, сев в своей постели. Я разговаривал с ним мысленно. Я еще раз спросил: «Где вы были, когда у меня случился этот удар? Вы были на обеде?

На этот раз я услышал его смех, слегка пронзительное «Хе, хе, хе!» это было так типично. Я не знал, над чем он смеялся. Но внутри я получил сообщение: «Я с тобой. Просто подожди и увидишь.»

Именно тогда я начал поворачивать за угол. Связь с Махарадж-джи не восстановилась полностью — после этого она какое-то время мерцала, — но она была. Хихиканье Махараджи смеялось над моей депрессией; Я перестал думать об инсульте. Все вокруг превращали меня в жертву стихийного бедствия. Теперь ко мне вернулась вера, и я мог говорить с Махарадж-джи внутри. Я вспомнил, как он однажды сказал: «Если хочешь найти Бога, иди в больницу».

Я снова очутился в стране души, мгновенный, но неуловимый сдвиг точки зрения с эго на душу. Я перешла от того, чтобы совсем не чувствовать его присутствия, к тому, чтобы снова пребывать в том месте в себе, где он живет. Это было похоже на телепортацию в другой самолет. Реабилитационные упражнения и логопед были тяжелой работой, но я устанавливал новые нейронные связи, вырабатывал новые способы общения. Начал ремонт изнутри.

Я по-другому стал думать об этом, казалось бы, катастрофическом событии. Я подумал: «Ну, может быть, у меня был этот инсульт, поэтому моя душа будет учиться на нем. Что, если это скрытое благословение?»

Глядя на разрушительные последствия инсульта, я обнаружил лишь немногие из них, которые нельзя было бы рассматривать как положительные. Моя афазия, моя новая нерешительная речь и поиск слов заставляли меня молчать гораздо чаще. Медитирующие думают, что успокоить ум полезно. Ага! Инсульт заставил мой разум успокоиться. Хороший.

Мои физические ограничения сделали меня зависимым от других. Я был таким помощником — это было мое дело! Я написал о служении с Полом Горманом в нашей книге «Как я могу помочь?» Теперь я должен был спросить: «Чем вы можете мне помочь?» Мне нравилось водить машину; теперь кто-то другой должен был отвезти меня. Это также означало, что я мог наслаждаться деревьями и закатом, и мне не нужно было смотреть на дорогу. Я видел мир заново.

Как сказал мне Махарадж-джи, я ждал. По мере того, как тишина моего разума усиливалась, я видел, как паузы в моей прерывистой речи позволяли другим тоже замолчать. Унижение из-за моей новой зависимости превратилось в смирение перед лицом любви, исходящей от моих опекунов. Смущение от своей беспомощности превратилось в благодарность за помощь.

По мере того, как моя потребность во власти — в независимости, в остроумном, красноречивом ораторе, которым я когда-то был, — успокоилась, я начала глубже сливаться с Махарадж-джи, меняя точку зрения с разума на душу. С этой позиции я мог чувствовать служение, любовь и сострадание, которые составляют его истинное существо, всю нашу истинную природу, и ощущать радость, покой, мудрость и блаженство, исходящие из этого ядра. К. К. Сах написал мне, чтобы напомнить, что Махарадж-джи сказал обо мне: «Я кое-что для него сделаю». Он делал это.

Реабилитация была тяжелой. Я заново училась ходить и есть, чистить зубы и волосы, мыться — тому, что я делала обычно, но больше не могла. Сложнее всего было быть в роли пациента. Для людей из реабилитационного центра я был своим телом. Я так не думал и чувствовал себя отстраненным. Я колебался между двумя планами сознания, один наблюдал за другим как нетерпеливый пациент.

Мне пришлось смириться с кармой, жестокой благодатью моего положения. И мне пришлось работать с моими терапевтами. Одна часть меня наблюдает за лилой, танцем сознания, а другая часть меня чертовски работает, чтобы вернуть функции моего тела. Мои отношения с физиотерапевтами были теплыми, и они были удивительно квалифицированными. Так что я сделал, как было сказано, наблюдая изнутри и выполняя упражнения снаружи.

Мы наслаждались обществом друг друга. Они были нежны и полезны. Когда терапевты являются душами, возникает своего рода близость. В других случаях, когда кто-то должен был перемещать меня и позиционировать мое тело, я чувствовал себя мешком с картошкой. В те времена я чувствовал себя стариком из-за ума помощника. Мы входим и выходим из возможности разделить наши души вместе. Когда мы в душе, мы просто тусуемся.

Самокритичная я продолжала подкрадываться с огромными усилиями, необходимыми для достижения какого-либо прогресса в реабилитации. Моя парализованная нога была тяжелой и не реагировала. Мое эго считало это ленью, хотя я ежедневно преодолевал физические препятствия, просто чтобы существовать. Тонкий переход от наблюдения к суждению был скользкой дорожкой, происходящей постоянно. Принятие кармы удара и наблюдение за ней из души было одним планом сознания. Но для напряжения воли и тяжелой работы моему эго нужно было взять верх. Сохранение внутренней перспективы было в своем роде таким же сложным, как и изнурительная физиотерапия.

Когда я смог вернуться на свое место свидетеля, я не был в ударе. Терапевты настаивали на том, чтобы я выполнял упражнения, даже когда я не мог контролировать свое тело, и подталкивали меня к тому, чтобы я старался изо всех сил. С точки зрения свидетеля, я мог бы любить терапевтов, доставляющих мне такие трудности. Я была душой в теле, но я не была ни телом, ни инсультом. Свидетельница не вписывалась в медицинскую систему, но избавила меня от постоянных мыслей «у меня инсульт» и облегчила часть душевных страданий. Это была еще тяжелая работа.

Свидетельствование похоже на кино, а поскольку свидетельство идет от души, оно вызывает у меня любовь. Это любящее осознание является связью с Махарадж-джи, с Единым. Были времена, когда он сливался с потоком единства и любви, который был более плавным, с меньшим количеством возвратов и возвратов. Тогда я мог бы лучше играть в эту игру, потому что с точки зрения свидетеля Махарадж-джи играет с нами в игру, все время говоря: «Рам».

Временами я даже мог найти некоторую степень удовлетворенности. Я вспомнил, что удовлетворенность была частью практики ямы/ниямы в йоге, называемой сантоша, одной из установок, которые вы используете, чтобы направить свое сознание к единству. Удовлетворенность — это практика. Это не чувство выполненного долга от чего-то. Удовлетворенность просто завершается в данный момент. В данный момент есть только присутствие, нет ни будущего, ни прошлого, просто счастье быть здесь, в данный момент. Удовлетворенность – это состояние души.

К тому времени, как я вышел из реабилитационного центра, я уже мог ходить с тростью. Афазия по-прежнему оставалась самым трудным последствием. Я зависел от своих словесных способностей — читать лекции, рассказывать истории и быть духовным рассказчиком. Логопед приехал ко мне домой в Сан-Ансельмо, чтобы помочь мне заново научиться говорить с нуля. Я изо всех сил пытался выразить идеи снова. Это было странно, я знала, что хотела сказать, но не могла найти слов. Как будто слова были одеждой, висящей в моем шкафу, и я рылась в шкафу, пытаясь найти подходящий для этого случая наряд. Это шло медленно. Как однажды пошутил мой старый друг Уэйви Грэви: «Рам Дасс был мастером остроты. Теперь он хозяин океанского лайнера».

Я отправился в Лос-Анджелес на экспериментальную терапию в барокамере с кислородом. Моя давняя подруга Лаура Хаксли, вдова Олдоса, помогла устроить это. Курс лечения длился несколько недель. Я лежал в камере по полчаса. Было тепло, как в скороварке. Я не мог сказать, улучшило ли это мои когнитивные способности, но у меня были хорошие медитации.

Чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что удар был всего лишь ударом. Моя реакция на инсульт была другой: это была моя работа над собой. Спасительной благодатью была возможность увидеть это с точки зрения души. Вместо того, чтобы сказать: «О, нет, у меня был инсульт!» и, пройдя через весь каскад медицинских катастроф и отчаяния, я пришел к выводу: «Ну, давайте посмотрим, что изящного в этом ударе». Я начал относиться к этому как к тому, что происходит в настоящий момент.

Когда Марлен позвонила редактору моей книги Эми и сообщила мрачные новости об инсульте, первое, что спросила Эми, было: «А как насчет книги?» Срок сдачи моего нового проекта первоначально был назначен через несколько недель после инсульта. Мы все согласились, что закончить книгу еще важнее. Так что я продолжил писать, на этот раз с помощью Марка Матоусека, одаренного писателя и учителя, который был одновременно трудолюбив и удивительно терпелив с моей афазией. Он внимательно выслушал и помог мне выразить то, что мне было нужно для завершения книги.

К тому времени, когда в 2000 году вышла книга Still Here , она присоединилась к хору других книг о старении. Мой друг раввин Залман выпустил книгу на эту тему «От старения к старению». Я чувствовал, что могу добавить что-то важное, потому что теперь я выходил из тяжелого жизненного кризиса. Раньше я думал о старении и смерти; теперь я сообщал об этом. Мне пришлось пересмотреть свои слова до инсульта. Что мне больше всего хотелось исследовать, так это зависимость, вызванную инсультом, потому что независимость так ценится в нашем обществе.

Космическая ирония в том, что ты работаешь над книгой о старении, а затем заканчиваешь ее, будучи инвалидом, просто ошеломляет. Конечно, если бы мне пришлось описывать юмор Махараджи-джи, космическая ирония была бы в центре внимания. Подобно греческой трагедии, это было связано с высокомерием. У меня хватило наглости написать книгу об использовании старения в качестве духовной практики, когда я еще не испытал этого.

Мне до сих пор интересно, до какой степени я вообразил, что стану инвалидом после инсульта. Это магическое мышление; тем не менее, то, как наш разум создает нашу реальность, очень мощно. Откуда бы он ни исходил, удар — и вызванный им кризис веры — был глубоким учением. Вера кажется хрупкой и неосязаемой, когда она исчезает. Тем не менее, с тех пор, как он вернулся, он стал самым мощным источником в моей жизни и источником силы. Махарадж-джи сказал: «Вы можете забыть меня, но я никогда не забуду вас. Как только я беру преданного за руку, я уже никогда не отпускаю его».

Инсульт лишил меня многих внешних вещей: физической силы, способности водить машину, играть на виолончели, летать на самолете, заниматься сексом.